|
Это была моя детская мечта - снять фильм о боевых искусствах, и она сбылась! Книги были моим любимым развлечением. Вместо того чтобы учиться, я поглощал их в страшном количестве. Кроме всего прочего, боевые искусства - очень мужское занятие. Правда, "Крадущийся тигр..." нежен, я бы даже сказал, по-женски нежен.
До настоящего времени всем прочим жанрам я предпочитал драму, а в фильме сознательно объединил два жанра, обогатив драму эстетикой боевых искусств. Главная трудность заключалась в том, чтобы удержать между ними равновесие, что очень непросто, и мне это стало понятно уже на съемках. Сцены поединков требуют кропотливой подготовки, техника в них должна быть доведена до совершенства. Такая подготовка отнимает львиную долю времени. Если ты, конечно, хочешь, чтобы эти сцены получились по-настоящему запоминающимися.
Как правило, я придумывал ту или иную сцену и потом объяснял постановщику поединков Юаню Упину (который, кстати, ставил трюки в фильме "Матрица"), как я ее себе представляю. Например, говорил: "Хочу, чтобы дело происходило в бамбуковой роще, но не поддеревьями, как обычно, а над ними". Выслушав меня, Юань принимал эстафету. Я доверял ему всецело: в постановке восточных единоборств Упину нет равных, здесь он просто мэтр. Кроме того, у него изрядный кинематографический опыт. Моя же работа во время съемок заключалась в создании графического образа эпизодов, которые должны были органично войти в тело фильма. А Юань продумывал техническое решение этих эпизодов, учитывая движение камеры и стилистику картины. Получается, что актерами мы руководили совместно, ведь они участвовали в нашей общей работе, выполняя требования Упина, который, в свою очередь, принимал во внимание формулируемые мной художественные задачи. Главное, что дала мне работа с Упином и его командой, имеет отношение не столько к боевым искусствам, сколько к кинс как таковому. Эти люди всерьез заботились о том, чтобь результат был достойным. Они были очень внимательнь ко всему - к способу съемки, спецэффектам, ритму, монтажу. Правда, некоторые из их оригинальных идей былс просто невозможно воплотить. Упин и его ребята работали очень быстро, им были знакомы особые приемы, позволяющие все сделать так, чтобы никто не догадался, каких усилий им это стоило. В общем, с ними было очень интересно и полезно сотрудничать.
Также мы имели возможность корректировать изображение, доводить его до ума. Да и времени у нас было больше, чем обычно тратится на фильм: пять месяцев съемки - это просто роскошь по китайским меркам. Однако для эпизодов с единоборствами требовалось в два раза больше времени, чем мы реально имели. Поэтому постоянно приходилось выбирать: если я желал сконцентрироваться на подробной проработке той или иной сцены, то это означало, что трем другим уделялось значительно меньше внимания. Обычно мне хотелось как следует "прописать" второй план, но на это ушло бы по крайней мере полдня, так что ни о чем подобном помышлять просто не приходилось.
Еще до съемок вопрос о ретроспекции был для меня одним из основных. Я говорил об этом с Джеймсом Шей-мусом, моим постоянным сценаристом, и мы пришли к единому мнению, что без этого приема фильм просто не будет работать. Очевидно, он провоцирует некий разрыв в восприятии - я имею в виду тот момент, когда происходит "возвращение в реальность". Но ведь жанр позволяет такой авторский жест: ретроспекция - вполне привычный прием в фильмах о боевых искусствах, даже, можно сказать, стандартный, давно уже вышедший из моды.
У меня складывается впечатление, что наш мир как-то уплотняется. Информация циркулирует в нем очень интенсивно, и пропагандировать, даже диктовать, навязывать те или иные вкусы - достаточно просто. Способы производства фильмов - самые разнообразные. Один из таких примеров - совместное китайско-американское кино. Когда я заканчивал киношколу, невозможно было себе представить, чтобы в США шел фильм на китайском языке, даже в специальных залах для так называемого экспериментального кино. Со временем это стало не только возможным, но и реальным: китайские режиссеры начали делать фильмы на английском языке. Ведь все это - вполне естественный процесс; уже одним своим присутствием в кинематографе мы привносим в него нечто новое...
Фильм этот - что-то вроде мечты о Китае, который, если и существовал, то разве что в фантазиях моего тайваньского детства. Мальчишеское воображение питали фильмы о боевых искусствах и романы о любви и приключениях, которыми я зачитывался вместо того, чтобы учить уроки. Счастливая ирония судьбы - оба источника детских мечтаний слились воедино в фильме, который я снял в Китае.
Наша съемочная группа и я остановились на самом популистском жанре в истории кинематографа: на гонконгском кино о боевых искусствах и использовали этот поп-жанр чуть ли не как инструмент для исследования классического наследия китайской культуры. Взяли самую массовую из форм искусства и соединили ее с самым возвышенным - с тайным знанием науки поединка, которое веками хранили великие школы Дао. Что такое Дао, "путь"? Известно, что если Дао можно выразить словами, то оно уже не Дао. Дао - это тайна, она невыразима, и ощутить ее можно скорее через противоборство, нежели через гармонию, к которой она стремится... По крайней мере, к такому пониманию Дао я пришел, работая над этим фильмом! Например, фильм о боевых искусствах должен быть мужественным, но к концу нашего фильма в фокусе оказываются женские образы. Именно женщины в конце фильма идут путем Дао... Для читающих китайские иероглифы смысл названия графически нагляден - в имя Жэнь входит иероглиф, означающий "дракон", а Ло - это тигр. Жэнь и Ло своевольны, эгоистичны, необузданны и молоды. В отличие от них Ли Мубай и Юй Шулянь чтут идеалы чести и долга. И для героев фильма, и для зрителей они являются образцами следования этим идеалам...
Для меня подлинный смысл фильма - в "скрытом драконе". Это фильм о страстях, эмоциях, желаниях, о том драконе, который скрывается в каждом из нас.
Преследуя Жэнь, Ли Мубай и Юй Шулянь пускаются в погоню за собственными драконами. Юность и энергия Жэнь напоминают им о той свободе, которой у них так и не было. Они избрали жизнь, предписанную им долгом уся, а в ней не было места страсти и желанию, даже любви не нашлось в ней места. Любовь готова каждую минуту проявиться, но, дав волю подлинному чувству, Ли Мубай и Юй Шулянь предали бы тот кодекс чести, на котором держится вся их жизнь... Уся - это чисто китайские герой или героиня. "У" означает "боевой, воинский". Приблизительным эквивалентом "ся" в западной культуре можно считать странствующего рыцаря. Однако в отличие от рыцаря уся - свободный воитель, не принадлежащий ни к какому классу. Для него важнее всего честь, верность и справедливость в его собственном понимании.
В народном представлении верность идеалам делает уся героем мифологическим. Повести и романы об уся уже в девятнадцатом веке превращаются в фантазии на темы силы, романтических приключений и морального долга.
По мере развития жанра уся превращается в фигуру все более независимую - он служит не столько власти, сколько принципам чести и справедливости. В этом смысле уся, пожалуй, похож на знакомого всем нам героя вестернов - одинокого ковбоя, который приезжает в город, чтобы восстановить попранную справедливость.
Уся действует в авторитарном мире, не регулируемом общественным порядком и законами. Уся может быть и членом криминальной структуры, но при этом он все равно следует своему кодексу верности и чести.
Ли Мубай принадлежит к уданьской школе боевых искусств, которую популярная литература противопоставляет школе шаолиньской. Считается, что в Шаолине большее значение придается развитию физической силы, а в Удане - силы внутренней. На самом деле, две школы не противостоят одна другой, ибо обе уходят корнями в недра китайской философии, согласно которой сила внутренняя и физическая в равной мере необходимы каждому человека, но их необходимо уравновесить и найти ту самую гармонию, которая позволит избежать конфликтов. Фильмы об уся - усяпянь - делаются в особом, в "восточном" кинематографическом стиле. У меня же есть опыт работы и в рамках совершенно иной, западной кинематографической традиции. Вместо того чтобы делать выбор в пользу той или иной системы, я позволил творческому напряжению между двумя стилями стать важной частью "Крадущегося тигра,
скрывающегося дракона". |
